Для чего нужна истина
Некоторые спрашивают меня, зачем необходимо искать истину (к счастью, почти никто не интересуется, что есть истина). Желание сделать своё мировоззрение рациональным вырастает именно из стремления к истине, и уже благодаря этому желанию все мировоззрения можно разделить на «хорошие» и «плохие». Любопытство — первая причина искать истину, и, несмотря на то, что эта причина не единственна, в ней есть особая восхитительная чистота. В глазах человека, движимого любопытством, приоритет вопроса зависит от его эстетической ценности. Сложный вопрос, где вероятность неудачи необычно высока, стоит больших усилий, чем простой, где ответ и без того ясен — ведь узнавать новое интересно…Некоторые спрашивают меня, зачем необходимо искать истину (к счастью, почти никто не интересуется, что есть истина). Желание сделать своё мировоззрение рациональным вырастает именно из стремления к истине, и уже благодаря этому желанию все мировоззрения можно разделить на «хорошие» и «плохие».
В «Двенадцати добродетелях рациональности» я писал: «Первая добродетель — любопытство». Любопытство — первая причина искать истину, и, несмотря на то, что эта причина не единственна, в ней есть особая восхитительная чистота. В глазах человека, движимого любопытством, приоритет вопроса зависит от его эстетической ценности. Сложный вопрос, где вероятность неудачи необычно высока, стоит больших усилий, чем простой, где ответ и без того ясен — ведь узнавать новое интересно.
Кто-то может возразить: «Любопытство — эмоция, а эмоции иррациональны». Я называю эмоцию «иррациональной», если она основана на ложных убеждениях или, точнее, поведении, неправильном в свете известной информации: «К твоему лицу подносят железо, и ты веришь, что оно раскалено, но можно видеть, что оно холодно — тогда Учение осуждает твой страх. К твоему лицу подносят железо, и ты веришь, что оно холодно, но можно видеть, что оно раскалено — тогда Учение осуждает твоё спокойствие». И наоборот: эмоцию, вызванную истинными убеждениями либо рациональным с точки зрения желания узнать истину мышлением можно назвать «рациональной эмоцией» (Поэтому удобно считать, что спокойствие — не абсолютный ноль шкалы, а тоже эмоция, не лучше и не хуже всех остальных).
Мне кажется, что люди, противопоставляющие «эмоции» и «рациональность», на самом деле говорят о Системе 1 — системе быстрых, основанных на восприятии суждений — и Системе 2 — системе медленных обоснованных суждений. Обоснованные суждения не всегда правдивы и интуитивные суждения не всегда ложны, поэтому важно не путать эту дихотомию с вопросом о рациональности и иррациональности. Обе системы могут служить как истине, так и самообману.
Что ещё заставляет искать истину, не считая любопытства? Желание достигнуть какой-то цели в реальном мире: например, братья Райт хотят построить самолёт и для этого им необходимо знать правду о законах аэродинамики. Или, более повседневно: я хочу шоколадного молока, и поэтому меня интересует, можно ли купить его в ближайшем магазине: тогда я смогу решить, пойти ли туда, или куда-нибудь ещё. В глазах человека, движимого прагматизмом, приоритет вопроса определяется ожидаемой полезностью ответа на него: степенью влияния на решения, важностью этих решений, вероятностью того, что ответ сместит итоговое решение в сторону от первоначального решения.
Поиск истины в прагматичных целях выглядит неблагородным — разве истина не ценна сама по себе? — но такие поиски очень важны, поскольку они создают внешний критерий проверки. Упавший на землю самолёт или отсутствие молока в магазине говорят о том, что ты сделал что-то неправильно. Ты получаешь обратную связь и можешь понять, какие методы мышления работают, а какие нет. Чистое любопытство прекрасно, но стоит найти ответ — оно исчезает вместе с поразительной загадкой, и ничто уже не заставляет проверять ответы. Любопытство — древняя эмоция, появившаяся задолго до древних греков, руководившая ещё предками их предков. Но легенды о богах и героях удовлетворяют любопытство ничуть не хуже результатов научных экспериментов, и очень долго никто не видел в этом ничего плохого. Лишь наблюдение «некоторые методы мышления отыскивают суждения, позволяющие управлять миром» уверенно направило человечество на путь науки.
Итак, есть любопытство, есть прагматизм, что ещё? Третья причина поиска истины, которая приходит мне в голову — честь. Вера в то, что отыскание истины благородно, нравственно и важно. Такой идеал приписывает истине внутреннюю ценность, но он непохож на любопытство. Мысль «Интересно, что за занавесом» ощущается не так, как мысль «Мой долг — заглянуть за занавес». Паладину истины легче верить в то, что за занавес должен заглянуть кто-то ещё, и легче осуждать кого-то за добровольное закрывание глаз. Из этих соображений я называю «честью» убеждение в том, что истина имеет практическую ценность для общества и поэтому её следует искать всем. Приоритеты паладина истины в отношении белых пятен карты определяются не полезностью и не интересностью, но важностью; кроме того, в одних ситуациях долг искать истину зовёт сильнее, чем в других.
Я с подозрением отношусь к долгу как мотивации для поиска истины: не потому, что идеал плох сам по себе, а потому, что из такого мировоззрения могут вытекать некоторые проблемы. Слишком легко приобрести в корне ошибочные методы мышления. Например, посмотрим на наивный архетип рациональности — мистера Спока из «Звёздного пути». Эмоциональное состояние Спока всегда зафиксировано на отметке «спокойствие», даже когда это совершенно неадекватно ситуации. Он часто сообщает чудовищно неоткалиброванные вероятности, называя при этом слишком много значащих цифр («Капитан! Если ты отправишь Энтерпрайз в эту чёрную дыру, то вероятность нашего выживания всего лишь 2,234%!» — и при этом в девяти случаях из десяти Энтерпрайз отделывается мелкими царапинами. Оценка отличается от реального значения на два порядка; каким идиотом надо быть, чтобы раз за разом называть четыре значащие цифры?). Но при этом многие люди, думая о «долге быть рациональным» представляют себе в качестве примера именно Спока — неудивительно, что они не принимают искренне такой идеал.
Если сделать рациональность моральным долгом, то она теряет все степени свободы и превращается в деспотичный первобытный обычай. Получившие неверный ответ люди возмущённо утверждают, что они действовали в точности по правилам, вместо того, чтобы учиться на ошибках.
Но всё же, если мы желаем стать более рациональными, чем наши предки охотники и собиратели, то нам необходимы обоснованные убеждения о том, как правильно мыслить. Написанные нами ментальные программы рождаются в Системе 2, системе медленных обдуманных решений, и очень медленно переселяются — если вообще переселяются — в цепи и сети нейронов, образующих Систему 1. Поэтому, если мы желаем избежать некоторых определённых типов рассуждений, — например, когнитивных искажений — то это желание остаётся внутри Системы 2 в качестве предписания сторониться нежелательных мыслей, превращается в своеобразный профессиональный долг.
Некоторые методы мышления помогают найти истину лучше, чем другие — это приёмы рациональности. Часть приёмов рациональности говорят о преодолении определённого класса препятствий, когнитивных искажений…
Автор:
Элиезер Юдковский